Виктор Некрасов с улыбкой

Виктор Некрасов, 1950

* * *


Виктор Некрасов в образе мудреца — книгочея.
Киев, 1929.
Фотография А. А. Мотовиловой




Шутливая фотография Виктора Некрасова с приятелем-танкистом,
сделанная в госпитале после второго ранения,
Люблин (Польша), август 1944

* * *
Рассказывает писатель Владимир Войнович.
То, что Некрасов любил выпить, это, в общем-то, не секрет. Он был человек чрезвычайно общительный, компанейский и преданный дружбе. И «сдруживался», если можно так сказать, очень легко. И вот он мне рассказывает забавный случай.
Зашел, говорит, я как-то в одну пивную в Киеве. И получилось, что я там с одним человеком повздорил. Тот разозлился и мне с угрозой:
— Эх, дал бы я тебе сейчас, если бы ты не был похож на моего любимого писателя!
— А как фамилия-то этого писателя?
— Некрасов, есть такой...
— Ну, Володя, ты можешь, себе представить, ЧТО после этого было!!!


* * *


Виктор Некрасов на Днепре, Киев, 1950-е

* * *
С юмором ВПН вспоминал свой визит к министру культуры Фурцевой, которая его зачем-то пригласила к себе. Поднявшись из-за стола, широкого, как вокзальный перрон, Фурцева сказала Некрасову, которого видела впервые в жизни: «Вы не будете возражать, если я вас стану называть просто Витя?» Некрасов, глазом не моргнув, ответил: «Конечно, Катя».


* * *


ВПН в роли пленного итальянца на съемках фильма «Солдаты», 1956




Во время съемок фильма «Солдаты» на киностудии «Ленфильм» ВПН шутливо примерил
китель военного консультанта фильма генерал-лейтенанта Н. С. Осликовского,
Ленинград, 1956

* * *
Будучи автором лучшей книги о войне «В окопах Сталинграда», после переименования города, это произошло при Хрущеве, Виктор Некрасов, подходил к коллегам в Доме творчества и вызывающе вопрошал: «Вы не читали, случайно, роман «В окопах Волгограда»? — Получив отрицательный ответ, кивал удовлетворенно: — И я не читал...»


* * *


Виктор Некрасов, автоколлаж, Киев, конец 1950-х

* * *
Писательница Елена Ржевская в своих воспоминаниях о Викторе Некрасове «Это было в Москве, в Киеве, в Париже...» писала:

«...На этот раз он переполнен итальянскими впечатлениями. Принес показать тамошние газеты с его фотографиями. Пишут о нем, что похож на итальянца. А в одной газете рядом две фотографии — его и знаменитого Тото, киноактера. Подпись: “Это Виктор Некрасов, который больше похож на Тото, чем сам Тото”.

Вот так его вычислили: в нем и правда имеется итальянская кровь со стороны бабушки. Об этом мы узнали позже, читая “Минувшее” тети Сони. Вика сам подробнее написал о своей ненаглядной бабушке, с ней прожил вплоть до войны. Она умерла 86 лет в оккупации в Киеве, не дождавшись внука. Бабушка Алина Антоновна Мотовилова по матери, родившейся в Венеции, итальянка. Отец же ее, Антон фон Эрн, швед, генерал русской армии. На балу в Смольном воспитанницу Алину Эрн пригласил на мазурку сам Александр II. Вот такое в анналах истории семьи...»

Четверостишие из стихотворения Владимира Корнилова «Встреча»:

          Лицом похожий на Тото,
          Тото — славянской лепки.
          Зимой распахнуто пальто
          И голова без кепки.



Фернандель и Тото.
Кадр из фильма «Закон есть закон» (1958)

* * *


Виктор Некрасов с медвежонком, Камчатка, 1965

* * *
Рассказывает писатель Владимир Войнович.
Представьте себе, лето, ночь, Ялта… Некрасов там жил в Доме творчества. А было это вскоре после того, как Хрущев подверг его очень резкой критике за то, что тот хорошо отозвался в газете о фильме Хуциева «Застава Ильича».
Некрасов как-то пришел в гости на киностудию к поэту Поженяну, который снимал в Ялте какой-то фильм. Они долго сидели, выпивали, говорили, как водится, ну и засиделись допоздна. Ночь, транспорта никакого, до Дома творчества от студии, на берегу моря, надо переть чуть ли не час в гору… Что делать? Вдруг мимо них проезжает милиционер на мотоцикле с коляской. Поженян голосует, мотоцикл останавливается и Поженян обращается к стражу порядка:
— Слушай, друг, подвези пьяного человека.
— Да ты спятил, дорогуша?! — поразился милиционер.
— Подвези, будь другом! Ты знаешь, кто это такой? Это Некрасов!
— Тот, которого Хрущев ругал?
— Ну, да!
— Тогда о чем речь, садитесь, подвезу! — сказал милиционер.


* * *

Любительская и шутливая
кинопародия «Паола и роман» (1960)

Бесхитростный сценарий был составлен Леонидом Волынским и Виктором Некрасовым, который режиссировал фильм и исполнял главную мужскую роль вора Тото. А роль героини фильма была отведена киевской писательнице Паоле Утевской. Лента была снята в 1960 году и в этом же году смонтирована, уже в Киеве, Леонидом Волынским.
Съемка же происходила в Ялте, во время отдыха в Доме творчества писателей.
Практически полная копия фильма была взята Виктором Некрасовым с собой в эмиграцию, в Париж, где и была сохранена наследниками писателя.





* * *

Эпиграмма А.Б. Раскина	Шарж Кукрыниксов

* * *


Виктор Некрасов с неизвестным, похожим на Эрнеста Хемингуэя, 1960




Оборотная сторона фотографии.
Шутливая надпись рукой Виктора Некрасова на английском языке:
«Мой старый друг Виктор Некрасов.
Э. Хемингуэй.
Гавана. 1960»

* * *
В конце 1970-х официальная пресса безудержно восхваляла книжку, написанную от имени Л. И. Брежнева под названием «Малая земля».
В книге Леонид Ильич предстал перед читателем воином-героем и мудрым военачальником, который благодаря беззаветной личной храбрости и умелого руководства войсками нанес поражение фашистам.
Конечно, подвиги Генерального секретаря были мягко говоря, сильно преувеличены.
И когда Виктор Некрасов по радио «Свобода» иронично отозвался о геройстве Леонида Ильича, официальная советская пресса злобно набросилась на писателя-эмигранта, преуменьшая значение книги «В окопах Сталинграда».

По этому поводу в Киеве шутили: «Пока одни не щадили жизни на Малой земле, другие отсиживались в окопах Сталинграда».


* * *
Отрывок из маленького портрета Виктора Некрасова «И мореплаватель, и летчик, и монах, и...
(И. С. Соколов-Микитов)»:
...Он умер, когда я уже был на Западе. Но последний раз, когда я у него был, в Москве (а он уже лежал, полуослепший), он заговорщицки подмигнул мне и сказал: "Там за диваном хранится четвертинка — возьмите-ка ее и мы с вами, пока Лидии Ивановны нет, позволим себе маленькое нарушение..." Но в самый разгар нарушения явилась вдруг эта самая Л. И. "К тебе болгарские друзья, Ванюша". Что поделаешь, я стал откланиваться. Но на прощание сказал этим самым болгарским друзьям: "Перед вами человек знаменитый еще и тем, что он пил с — Блоком, Горьким, Куприным, Есениным, Грином, Сашей Черным, Твардовским, ну и еще с десятком других, не менее известных... Так вот, Иван Сергеевич, скажите, с кем из них вы больше всего выпили?"
Он мягко улыбнулся и сказал:
— С вами, Виктор Платонович.

Вот таким был Иван Сергеевич — всегда хотелось ближнему хорошее слово сказать...


* * *


Галина Некрасова у бюста ВПН, Киев, 1971 г.

* * *
Литературный критик и литературовед Лазарь Лазарев в послесловии к «Королю в Нью-Йорке» Виктора Некрасова писал:
«...Добавлю к этому, что Некрасов, человек веселый, очень ценил игру, розыгрыши, иногда сам затевал их. Любил и часто вспоминал известные булгаковские «рассказы» о встречах со Сталиным, ставшие частью литературного фольклора (кажется, слышал их из уст Паустовского). В Ялте вместе с Леонидом Волынским снял узкопленочной камерой пародийный фильм «Паола и роман» — Некрасову фильм так нравился, что он привез ленту в Москву и прокручивал нам со своим комментарием. Когда в «Известиях» появилась наделавшая много шума погромная статья «Турист с тросточкой», он у Лунгиных открыл нам дверь, держа в руках трость, а на подаренной мне вскоре книжке «В жизни и в письмах» пририсовал к своему портрету на обложке тросточку и цилиндр...»


* * *


Виктор Некрасов со своим двойником-бюстом и Виктор Кондырев, Киев, 1973.
На бюсте заметна очередная шутка ВПН — разрисованная белой краской рубашка

* * *
Из статьи Александра Парниса «Виктор Некрасов о Венедикте Ерофееве, Олеге Ефремове и… о Шоссе Энтузиастов» (журнал «Крещатик», № 22, 2003)

В 1970-х годах в Москве Виктор Некрасов был в какой-то веселой компании близких ему людей. Вечер шел к концу, и было выпито все, что находилось в этом доме. И, как всегда, возник простой русский вопрос: «Кто пойдет за пивом?» Актер Михаил Козаков, участник этого застолья, неожиданно сказал Некрасову: «Вика, у меня дома есть бутылка, поехали ко мне». Такое предложение было нормальным (это слово из лексикона В.П.). В этом традиционном и душевном деле вообще трудно поставить точку… Все странным образом повторяло знаменитый портрет А. Н. Толстого работы П. П. Кончаловского — «Миша, пойди за пивом!» (1941).
Некрасова не нужно было долго уговаривать, и он сразу же согласился. Они поехали на Шоссе Энтузиастов, где жил тогда Козаков. Какое говорящее название! В этой ситуации новое название знаменитой бывшей Владимирки неожиданно приобретало другой смысл.
Их встретила полузаспанная и недовольная жена актера. Хозяин и его гость устроились на кухне, вдвоем распили бутылку, но остановиться уже не могли. Два веселых человека поздно ночью выскочили на дорогу, остановили машину и попросили отвезти их в центр, в гостиницу «Москва», где в любое время можно было купить спиртное. Все было исполнено «как по нотам» — поехали, добыли несколько бутылок и вернулись на машине домой. Выпили на кухне привезенное и… успокоились. На другой день В.П. уехал в Киев.
Прошло две недели. Некрасов снова оказался в Москве и снова вечером был у кого-то в гостях вместе с М. Козаковым. Сидели и тихо, а может быть, не очень «тихо» выпивали и разговаривали, как всегда, обо всем сразу. Когда уже было все выпито, повторилась та же мизансцена с той же репликой. Козаков снова говорит Некрасову: «Вика, у меня в «загашнике» сохранилась бутылка, поехали ко мне». Они снова отправились на Шоссе Энтузиастов. В дверях их встретила недовольная жена и что-то им выговаривала. Они снова сидели на кухне, разговаривали, все было выпито до дна, а русскому человеку всегда нужно продолжение, ему всегда чего-то «не хватает» до кондиции. Конечно же, они ночью решили поехать в город «за бутылкой». Выскочили на шоссе и стали искать машину. Остановилась какая-то машина, и они неожиданно услышали слова водителя: «Ребята, что вы делаете, сколько можно, пора уже остановиться». Их узнал водитель.


* * *
Кинорежиссер Леонид Осыка вспоминал:
«Мы с Виктором Платоновичем прогуливались по Крещатику. Когда дошли до Пассажа, где он жил, он пригласил меня в гости. Мы зашли в квартиру. Я увидел его старенькую мать, спавшую в кресле. Виктор стал что-то громко рассказывать, а я говорю ему: «Нам надо потише разговаривать, чтобы не разбудить маму». На что Некрасов мне сказал «Моя мама оглохла еще в 1917 году от выстрелов «Авроры», так что не бойся, мы её не разбудим».

Когда мы с Виктором Платоновичем попали в медвытрезвитель, милиционер начал записывать наши данные. Он обратился к Некрасову: «Назовите свою фамилию, имя, отчество». Виктор сказал: «Пишите... Барклай-де-Толли..., через черточки, да-да, правильно, а год рождения? ...1776... вы пишите, пишите...»

Виктор Некрасов перед Капитолием, зданием Конгресса США. Вашингтон, 1960	Шутливая дарственная надпись Виктора Некрасова для Леонида Осыки: «Дорогой Леня — будешь в Вашингтоне веди себя приличнее. Обнимаю! В. Некрасов 9/V 73». Из архива С. А. Князевой

* * *

Шутливая надпись Владимира Войновича

Шутливая надпись Владимира Войновича на трёшке,
подаренной перед отъездом Виктора Некрасова в Швейцарию.
Москва, март 1974

* * *

Эпизод из итальянской кинокомедии «Блеф» (1976)
(кадры 1:17:37 — 1:17:42).
Режиссер Серджио Корбуччи,
с Адриано Челентано в главной роли

В сцене проверки экспертом подлинности монет нибелунгов на яхте в кабинете Бель Дюк на столе эксперта сверху на стопке старинных книг лежит книга Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», изданная в 1952 году.



На стопке старинных книг лежит книга Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», изданная в 1952 году.

В сентябре 1974 года Виктор Некрасов из-за гонений со стороны властей был вынужден покинуть Родину. Итальянские друзья-кинематографисты, желая поддержать изгнанного писателя и подчеркнуть мировое значение его творчества, использовали в эпизоде фильма его знаменитую книгу, причем она была снята таким образом, чтобы на её корешке была четко видна фамилия писателя и название произведения.


* * *

Отрывок из книги Виктора Кондырева
«Всё на свете, кроме шила и гвоздя.
Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове.
Киев — Париж. 1972—87 гг.». —
М. : Астрель, АСТ, 2011, стр. 294—295

<...>
...Вдруг позвонил Владимир Максимов и сумрачным тоном предложил Некрасову слетать на Гавайи. В Гонолулу. Расходы, сказал, оплачиваются, выступишь с докладиком на писательской конференции, устроенной местным университетом.
— В Гонолулу!!! — зашёлся в радости Вика и вознёсся на седьмое небо...

С этим городом в нашей семье на многие годы будут связаны тревожные чувства и нервные ахи. Началось всё со свадьбы. Выдавая дочь замуж, Галина Вишневская поинтересовалась, почему, мол, в церкви нет Вики. Он уехал в Гонолулу, простодушно ответили мы.
— Ах, ЭТО сейчас так называется?! — понимающе съязвила Вишневская. — Запой вы зовёте Гонолулу!

С тех пор в нашей семье и для людей посвящённых «поехать в Гонолулу» стало означать многодневный некрасовский загульчик. А в Женеве любимый дружище и поэт Тоша Вугман вдохновился и сделал поэтический жест — посвятил Вике большое стихотворение, начинающееся так:


                                                              Мне зевота сводит скулы
                                                              От женевского бытья,
                                                              Только, только в Гонолулу,
                                                              Умоляю в Гонолулу,
                                                              Ради бога, в Гонолулу
                                                              Не езжайте без меня...

Стихотворение это пелось и под гитару, наводя некую вполне изъяснимую грусть: дескать, надо выпить! Вика очень одобрял такую субтильную поэтическую особенность Тошкиной вещи и радовался за него...
<...>

Гонолулу

(Песенка)

Анатолий Вугман исполняет песенку «Гонолулу»

                                                                                           Вике

                                                              Мне зевота сводит скулы,
                                                              Брошу все хоть на три дня,
                                                              Только, только в Гонолулу,
                                                              Ради Бога в Гонолулу,
                                                              Умоляю в Гонолулу
                                                              Не езжайте без меня.

                                                              Я приеду мы сорвемся
                                                              По бульварам, по Монмартру
                                                              В Сан-Мишеле окунемся
                                                              В закопченное метро,

                                                              А потом свернем налево
                                                              И к Экватору, к Экватору
                                                              В Гонолулу, в Гонолулу
                                                              Там дешевые бистро.

                                                              И за кружкой тридевятой,
                                                              Запотелой и насущной,
                                                              О былом и о проклятой,
                                                              О делах и о грядущем.

                                                              То картошкою закусим,
                                                              То запьем, то захрустим,
                                                              То врагам грехи отпустим,
                                                              То друзей благословим.

                                                              Только близким не понятна
                                                              Наша дальняя дорога
                                                              В Гонолулу, слава Богу,
                                                              Вся беда, когда обратно.

                                                              Там нелетные погоды,
                                                              То туманы, то метели,
                                                              Мы, бывало, по полгода
                                                              В Гонолулу той сидели.

                                                              А потом спустившись с неба,
                                                              С ним и Фредерик и мать,
                                                              Будет сам святой Загреба^*
                                                              Нас реанимировать.

                                                              В наших стонах он услышит
                                                              Лишь слова охульные
                                                              И уколы нам пропишет
                                                              Анти-гонолульные.

                                                              Мне зевота сводит скулы
                                                              От Женевского бытья
                                                              Только, только в Гонолулу,
                                                              Умоляю в Гонолулу,
                                                              Ради Бога, в Гонолулу
                                                              Не езжайте без меня.

                                                              Женева, 1982


________________________

^* Владимир Загреба, врач-анестезиолог. Нередко выполнял обязанности домашнего доктора Виктора Некрасова. Фредерик — его жена, мать — Фаина Израилевна Загреба.


* * *

Виктор Некрасов в маске Брежнева и Евсей Гельман, Париж, 1983

* * *

Шутливая дарственная надпись
Андрея Вознесенского

Шутливая дарственная надпись Андрея Вознесенского для Виктора Некрасова на книге стихов «Треугольная груша».
Из книг Сергея Израйлевича

* * *

Шутливые дарственные надписи
Сергея Довлатова на книгах
для Виктора Некрасова

Обложка книги «Невидимая книга», издательство «Ардис», 1977	Дарственная надпись Сергея Довлатова на книге «Невидимая книга»

Обложка книги «Чемодан», издательство «Эрмитаж», 1986	Дарственная надпись Сергея Довлатова на книге «Чемодан»

Дарственная надпись на книге «Зона», издательство «Эрмитаж», 1982

Обложка книги «Заповедник», издательство «Эрмитаж», 1983	Дарственная надпись Сергея Довлатова на книге «Заповедник»

* * *

Рисунок Сергея Довлатова

Виктор Некрасов

* * *


Виктор Некрасов и Семен Лунгин (в шляпах Милы Кондыревой), Ванв, 31.12.1986.
Фотография Виктора Кондырева


* * *

Шутливая дарственная надпись
Юза Алешковского
на своей книге для Некрасовых

* * *


Виктор Некрасов со знакомым, Диснейленд, Калифорния, 1985

* * *
Кинорежиссер Павел Лунгин вспоминает.
Эту потрясающую историю я знаю от него. Он же всё-таки был «лицом советской литературы», и когда какой-нибудь крупный американский или какой-нибудь ещё другой писатель прилетал в СССР, то Некрасова обязательно приглашали на приём, выставляя как обаяние, свободу и красоту. Так случилось и с приехавшим в Москву Стейнбеком, только что получившим Нобелевскую премию. И что вы думаете? Некрасов тут же повёл его в гастроном на Смоленской и объяснил ему, что такое пить «на троих». Взял рубль у него, нашёл какого-то третьего алкаша — там же, они быстро взяли бутылку, разлили. Стейнбек, который обожал это дело, немедленно выпил стакан водки и пришёл в восторг. Вынул ещё один рубль, и так вот они абсолютно счастливо ото всех удрали и путешествовали по ночной неформальной Москве.


* * *

Юлиан Милкис рассказывает о посещении
вместе с Виктором Некрасовым могилы
журналиста Виктора Нуара
на парижском кладбище Пер-Лашез

Могила журналиста Виктора Нуара среди фамильных склепов
в Северном секторе кладбища Пер-Лашез, апрель 2015.
Фотография Виктора Кондырева




Надгобие на могиле Виктора Нуара, Пер-Лашез, апрель 2015.
Фотография Виктора Кондырева

* * *
Семён Мирский, обозреватель «Радио Свобода», вспоминает.
Появление Андрея Тарковского в нашей парижской студии всегда вызывало у меня неожиданную и, признаюсь, странную ассоциацию — линия высокого напряжения. И в подтверждение — память о коротком сухом рукопожатии, как электрический разряд. Этой энергией были заряжены фильмы Тарковского.
Вспоминаю 1983-й год. На экраны Парижа выходит «Ностальгия». Самый, пожалуй, загадочный из всех фильмов, снятых Мастером. Тарковский приходит в нашу студию на авеню Рапп, где его ждет Виктор Платонович Некрасов.
Тарковский, как всегда, сосредоточен на чем-то своем, Некрасов же, как всегда, настроен шутливо. Завязывается диалог примерно следующего содержания. Некрасов: «Андрей, объясни мне сцену со стаканом водки. Почему Олег Янковский таскает с собой полный стакан черт знает сколько времени и не выпивает? Я бы на его месте сначала выпил, а уж потом гулял бы с пустым стаканом, пока не нальют еще». Тарковский в замешательстве смотрит на Некрасова, не зная, что ответить. А Виктор Платонович резюмирует: «Фильма твоего я не понял, но он мне очень понравился». Реплика Тарковского: «Это значит, что ты фильм понял».


* * *


В феврале 1986 года Виктор Некрасов был награжден французским орденом «Литературы и Искусств»
На шутливой фотографии, сделанной Виктором Кондыревым в Ванве,
ВПН принимает позу «Свежего кавалера» на одноименной картине Павла Федотова.
Страница из фотоальбома писателя за 1987 год


* * *
Отрывок из мемуарного очерка Виктора Некрасова «Старый уличный фонарь»:
«...Такой лучезарно-шикарной была наша Николаевская улица, с цирком Киссо, куда мы зайцем пробирались на «Международные ч-ч-эм-пионаты французской борьбы», и театром Соловцова в самом конце, наверху.
Мы считали, что именно так должны выглядеть Елисейские Поля в Париже. Вообще, нам ужасно хотелось походить на нормальный западный европейский город. (К слову, маленькая забавная деталь, связанная с этой самой Николаевской улицей. Герой моих «Окопов» Керженцев, лежа ночью на берегу Оскола и вспоминая Киев, вспоминает и Николаевскую с молочными фонарями, «самую европейскую из киевских улиц». При переиздании слово «европейскую» заменили на «самую эффектную»! В украинском издании не слишком грамотный переводчик «эффектную» превратил в «эффективную». Бывает и такое.)...»